Нужные слова застряли в его горле, и он лишь мрачно смотрел на нее, хотя меньше всего хотел вести себя подобным образом.
– Пока нет, – не стала возражать Клео. – Ты ждешь извинений? Мне казалось, что в том, чтобы зачать ребенка или не зачать его, участвуют двое, если только я правильно помню то, чему меня учили на уроках биологии.
Неужели она снова дерзила ему? Или Халед просто отчаянно пытался найти трещину в стене, которую возвел собственными руками? Он чуть крепче сжал ее за талию и услышал, как Клео судорожно вздохнула.
– Клео, – начал Халед.
– Мне конечно же не хотелось перебивать тебя, но, кажется, приехали те самые люди, занимающиеся гостиничным бизнесом, с которыми ты хотел встретиться, – тихо сказала Клео и мигом спустила его с небес на землю.
Халед нуждался в богатстве этих избалованных миллионеров, которые жили для того, чтобы разбрасываться деньгами. Он приехал сюда, чтобы привлечь в Джурат как можно больше иностранных инвестиций, и его роль заключалась в том, чтобы убедить своих собеседников, что средневековой в его стране оставалась только архитектура.
– Мы должны поговорить, – резко заявил Халед. Ну почему он мог управлять целой страной, но у него не получалось совладать с собственной женой?
– Конечно, – согласилась Клео. – Все, что пожелаешь.
Вся проблема в том, что Халед в точности знал, чего хотел, с самой первой секунды, когда положил глаз на эту женщину.
Но все еще не мог добиться своего.
Его собственные чувства в расчет не шли. Никогда.
Когда пришло время действовать, на пути Клео не возникло никаких препятствий.
На подготовку ушло несколько месяцев, бесценная помощь Джесси, чтобы вычислить наилучший способ уйти от мужчины, который никогда бы не согласился на развод, если бы Клео попросила его об этом прямо, и готовность смотреть прямо в лицо этого человека и придумывать сотни отговорок, что с каждым разом становилось все труднее.
Но этой ночью все оказалось проще простого.
Когда они вернулись в гостиницу, Халед бросил на Клео жадный, повелительный взгляд, который каждый раз вызывал у нее внутреннюю дрожь, сбросил пиджак и начал развязывать галстук.
И Клео показалось, что она сломя голову падает в раскаленную лаву.
И так было всегда, несмотря на все слова и все поступки ее мужа.
Несмотря на чувства, которые ей следовало испытывать по отношению к нему.
– А как же разговор? – вежливо поинтересовалась она, стараясь говорить так, чтобы ее голос не дрожал, и смотреть на Халеда, словно он совсем не волновал ее.
Клео напомнила себе, что ничего не изменилось, и уж точно не изменился сам Халед, хотя муж иногда так странно смотрел на нее, когда думал, что она не видит. Но Клео не собиралась менять принятое решение.
Особенно после того, как он вдруг захотел «поговорить». А потом отправить к доктору, который вряд ли будет хранить тайну о том, что она принимает противозачаточные средства, ведь дело касалось желания султана получить наследников.
– Завтра, – пробормотал он, – мы поговорим с тобой завтра.
– Я не против, – согласилась она и внутренне задрожала, когда Халед сделал несколько шагов в ее сторону.
Сердце Клео не знало, что его хозяйка ненавидит или должна ненавидеть султана Джурата. Оно просто билось, но чем ближе подходил Халед, тем больше оно замирало.
– Поцелуй меня, – приказал он, и в его словах прозвучало что-то очень похожее на отчаяние, отчего к ее горлу подкатил ком и оцепенело все тело, включая жаркую сердцевину, которую он ласкал, доведя Клео до исступления всего несколько часов назад.
– Халед… – Клео не знала, что говорить. Муж предложил ей только один способ, как выжить в его мире, а она не могла смириться с его условиями.
– Клео, – прошептал Халед, и она задрожала, увидев муку в его глазах. Его губы чуть дрогнули, когда он потянулся к ней и нежно погладил по щеке, а потом обхватил ее лицо руками. – Повинуйся.
Опять это ужасное слово. «Повинуйся».
Но вместе с тем Клео не хотелось ничего другого. Она не стала обращать внимание на внутренний протест, приподнялась на цыпочки и поцеловала Халеда.
В ее поцелуе смешались боль и смятение, сожаления по поводу несбывшейся мечты о совместной счастливой жизни и кипевшая в ней злость. Клео целовала Халеда, прося у него прощения и в то же время обвиняя его, а он держал ее лицо в своих сильных, жестких руках и пылко отвечал на ее поцелуй.
Как будто знал, что они вместе в последний раз.
Халед обхватил руками ее голову. Усыпанный жемчугом и бриллиантами гребень упал на пол, и густые локоны рассыпались по ее плечам. Поцелуй мужа был таким восхитительным, что Клео не смогла сдержаться.
Она обвила руками шею Халеда и прильнула к нему, пока он снимал с нее серебристое платье, и, когда оно скользнуло вниз, отбросил его ногой в сторону. И Клео ахнула, прижимаясь к губам Халеда, когда он приподнял ее и положил ее ноги себе на талию.
Он терзал ее тело своими сильными руками и жадно целовал ее лицо, шею и грудь. И только когда Клео начала извиваться от наслаждения в его объятиях, он отнес ее на диван в гостиной.
Халед был неустанным и овладевал ею снова и снова, пока она не почувствовала себя полностью обессиленной от наслаждения и подумала, что муж, наверное, догадался о ее планах. Но он только отнес Клео в душ, где обращался с ней как с чем-то хрупким и драгоценным, а потом медленно вытер ее пушистым мягким полотенцем с такой бережностью, что она с трудом сдерживала слезы от переполнявших ее чувств.
Клео твердила себе, что ее муж не мог быть нежным. Не мог быть ласковым. Потому что именно таким она представляла себе Халеда на протяжении долгого времени и убеждала себя, что нужно дать ему время, чтобы раскрыться. Но все напрасно. И то, что происходило сейчас, просто не могло быть настоящим.