Губительные ласки - Страница 26

Когда Халед понес ее обратно в спальню, Клео ждала, что он как-то выдаст себя, но ничего подобного не случилось. Он просто уложил ее в кровать и лег рядом, обняв и крепко прижав к себе, как делал последние несколько дней.

Клео приходила в смятение оттого, что он вел себя так, будто любит ее, но она знала правду и не обольщалась на свой счет.

«Он не знает, что я ухожу от него, – подумала она. – Не может знать».

– Успокойся, – прошептал Халед ей на ухо, и Клео подумала, что, возможно, в последний раз лежит так близко от жаркого тела своего мужа и чувствует его дыхание на своей шее. Халед пошевелился и положил руку ей на грудь. – Твое сердце бьется слишком гулко.

И в темноте, когда он не мог видеть лица Клео, в ее глазах заблестели слезы.

Она сдержалась, чтобы не расплакаться, и тихо лежала в тишине, отсчитывая минуту за минутой.

Когда Халед наконец уснул, Клео посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Было почти три часа ночи. Пора.

Но она не могла пошевелиться.

«Сейчас или никогда», – с болью подумала Клео и заставила себя подняться с кровати.

Халед не проснулся и даже не пошевелился, когда она осторожно вышла из спальни в гардеробную и закрыла за собой дверь. В углу стояло несколько завернутых в подарочную упаковку коробок, которые выбирала ненавистная ей Марджери. Клео заявила, что лично хочет просмотреть их перед тем, как они будут вручены деловым союзникам Халеда. Она играла роль хорошей жены до последнего. Среди этих коробок была ее собственная, и, когда Клео открыла ее, она ждала, что придет в дикий восторг, вытащив оттуда свой потертый рюкзак.

Но ее радость оказалась со вкусом горечи.

Клео вздохнула, расстегнула молнию и, достав свои любимые джинсы, которые стали ей немного великоваты, футболку и толстовку с капюшоном, быстро оделась.

Она закрыла глаза, чувствуя, что задыхается от душивших ее слез, а потом закинула на плечо рюкзак и вернулась обратно в спальню.

Тихо. Осторожно.

Она молча посмотрела на раскинувшегося на кровати Халеда, который даже во сне оставался невероятно красивым. Теперь Клео могла любоваться им, не прячась за маской, которую носила последние несколько месяцев. Во сне ее муж выглядел мягче, и от его неприступности не осталось и следа. И она с большей уверенностью могла назвать его своим.

Клео стояла в поглотивших комнату ночных сумерках, одетая как обычная путешественница, вполне заурядная личность, какой и была, когда встретилась с Халедом, и не могла оторвать от него глаз. Ее сердце разрывалось на части.

Как она могла полюбить этого человека? И почему ее чувства не исчезли после того, как Халед ясно дал понять, что она ничего не значит для него, и высмеял ее глупые мечты?

Он пошевелился во сне, и Клео застыла на месте, испугавшись, что все испортила.

Но муж не проснулся, и она с громко бьющимся сердцем тихо направилась к двери. Это было самое длинное расстояние, которое она когда-либо преодолевала в своей жизни. И когда Клео взялась за дверную ручку, она подумала, что, если еще раз повернется и посмотрит на Халеда, она не сможет уйти и тогда совершенно потеряет себя в той роли, которую научилась играть для него, и превратится в идеальную, но совершенно пустую оболочку.

Влечения к Халеду оказалось недостаточно для того, чтобы быть счастливой. Он был султаном Джурата и мог заменить ее в любой момент, и Клео не сомневалась, что он так и сделает. Он сам предупредил ее. Ее муж оказался до ужаса прямолинейным, но, к сожалению, Клео не сразу приняла на веру его слова.

Она глубоко вдохнула, а потом медленно выдохнула и тихо закрыла за собой дверь.

Не обращая внимания на слезы, бежавшие по ее щекам и затуманивавшие ее взгляд, Клео уходила от Халеда бин Азиза, султана Джурата, без оглядки.

Халед спокойно отнесся к тому, что жены рядом не оказалось, когда он проснулся утром. Клео иногда уходила спать к себе, он не стал искать ее в этих огромных апартаментах, которые она объявила своими, потому что знал, чем могут закончиться его поиски. Халед боялся, что снова не устоит перед ней и его поглотит привычная безумная страсть, которая когда-нибудь погубит их обоих. Стоило Клео прикоснуться к нему, как он тут же терял самообладание.

«Позже», – решил Халед, выходя из номера.

Но когда закончилась последняя из назначенных на утро деловых встреч, к нему подошел Насер, чье выражение лица было непривычно угрюмым, и огорошил его новостью.

Его жена пропала. Исчезла. Ее не видели с самого утра.

– Поступали какие-то требования? – Халед тут же решил, что исчезновение Клео – это происки его противников, и в частности, Талаата.

– Нет.

– В ее комнате обнаружены следы борьбы? – Он не хотел думать о таких ужасных вещах и не знал, что сделает, если Клео похитили.

Но Насер покачал головой:

– Мы не заметили ничего такого. Из номера исчезли только ее телефон и ноутбук.

Халед задумался. Если взлома не было и из ее номера не пропало ничего драгоценного, значит, о похищении не могло быть и речи. Но не могла же она просто взять и уйти…

– Может быть, моя жена решила отдохнуть.

– От чего, ваша светлость? – спокойно спросил Насер. – Ее жизнь – сплошные каникулы.

Халед в ответ так посмотрел на своего друга, что тому ничего не оставалось, как извиниться за свое опрометчивое высказывание. Халед достал телефон и направился в другой конец просторного вестибюля. Он не мог поверить, что его жена, это покорное и абсолютно безвольное создание, могла решиться на что-то подобное.

Но с другой стороны, она и не была той прежней Клео, которую он когда-то встретил в одной из аллей возле своего дворца.